В Иране самые массовые за многие годы протесты против действующей власти идут уже несколько месяцев, не стихают каждый день – однако пока ничем не заканчиваются. Толпы людей в Тегеране и многих других городах бьются на улицах с силами правопорядка, захватывают здания органов власти, женщины публично обрезают волосы и сжигают ненавистные хиджабы. Но победить или хотя бы добиться радикальных политико-культурных изменений в стране у манифестантов не выходит. И вряд ли получится в ближайшем будущем. Почему?
14-летняя девочка посажена в тюрьму для взрослых, вместе с преступниками, обвиняемыми в наркоторговле. 16-летнему юноше сломали нос во время избиения после ареста. 13-летняя девочка подверглась нападению со стороны “басиджей”, ополченцев в штатском, совершивших налет на ее школу. По словам журналистов и правозащитников, знакомых с ситуацией в стране, жестокое подавление иранскими властями нынешних уличных протестов, на которые выходят сотни тысяч людей, требующих социальной и культурной свободы и отчасти политических перемен, больнее всего бьет именно по молодежи.
Молодые люди, в том числе еще совсем подростки, девочки и мальчики, оказываются в центре демонстраций и столкновений с силами безопасности и на иранских улицах, и в университетских городках и школах. Официальные лица Ирана даже сами заявляют, что средний возраст протестующих – примерно 15 лет. Власти преследуют за участие в протестах тысячи несовершеннолетних, согласно многочисленным рассказам и адвокатов в Иране, занимающихся их делами, и правозащитников, и родителей, родственников и самих подростков. Правозащитные организации неофициально утверждают, что по меньшей мере 50 несовершеннолетних были убиты в столкновениях.
Конечно, в массовых антиправительственных выступлениях в Иране сегодня участвуют не только подростки. Преследование молодых людей идет на фоне более широкого подавления протестующих, в ходе которых, по данным ООН, было арестовано уже более 18 тысяч человек. Но заметно, как Исламская Республика Иран обрушивает свой гнев в первую очередь именно на молодежь – причем в таких масштабах, каких не было во время других протестов, сотрясавших страну в последние два десятилетия. Фактически общенациональное восстание, возглавляемое зачастую молодыми женщинами, сопровождается ежедневными протестами в городах по всей стране, с призывами к прекращению правления престарелых радикальных священнослужителей.
Начались выступления в Иране в сентябре, после гибели 22-летней активистки Махсы Амини, арестованной “полицией нравов” за нарушение закона о ношении хиджаба – и забитой после ареста до смерти. Власти временами теперь объявляют о возможности некоторых уступок – в частности, генпрокурор Ирана Мохаммад Джафар Монтазери не так давно заявил, что они пересматривают закон об обязательном ношении хиджаба. При этом в Иране за участие в манифестациях уже вынесены как минимум 11 смертных приговоров. 8 декабря официально был повешен первый из приговорённых, Мохсен Шекари. Ранее Революционный суд Ирана признал его виновным в “несогласии с Богом”. Так судьи охарактеризовали то, что 25 сентября Шекари участвовал в перекрытии дороги в Тегеране и ранил в ответ ножом напавшего на него члена проправительственных отрядов “Басиджи”.
18 декабря иранская полиция арестовала знаменитую 38-летнюю актрису Таране Алидусти. Близкое к военизированному Корпусу стражей исламской революции (КСИР) агентство “Тасним” сообщило, что она подозревается в публикации фейков и “разжигании хаоса”. Алидусти – одна из самых влиятельных актрис в стране, отмеченная несколькими профессиональными наградами и сыгравшая главную роль в получившем в 2017 году “Оскара” фильме “Коммивояжер”. После начала массовых протестов Алидусти регулярно выкладывала в свой инстаграм публикации в поддержку манифестантов. В одной из них она сфотографировалась без хиджаба и с используемым протестующими лозунгом “Женщины, жизнь, свобода!” – запись собрала больше миллиона лайков. В последней перед арестом записи Алидусти высказалась о казненном Мохсене Шекари. “Каждая международная организация, которая молча наблюдает за этим кровопролитием, позорит человечество”, – написала она. Сейчас ее инстаграм недоступен.
“Иранские женщины действительно свободны, в то время как женщины в США подобны рабыням”. Это, как сообщает близкое к иранским властям информагентство Mehr News, 16 декабря заявил аятолла Ахмад Хатами, один из “имамов пятничной молитвы в Тегеране” (официальная духовная должность), отреагировав таким образом на исключение Ирана из Комиссии по положению женщин (CSW) при Экономическом и социальном совете ООН.
Об участниках нынешних протестных акций в Иране, сути их движения и его возможных перспективах в беседе с Радио Свобода рассказывает знаток страны, политолог и востоковед Михаил Шерешевский:
– Власти Ирана недавно вроде бы заявили об упразднении “полиции нравов”, которая следит за дресс-кодом и арестовывает женщин, когда те выходят на улицы в неправильной, с точки зрения режима, одежде. Именно действия этой структуры привели к аресту и гибели молодой курдской женщины Махсы Амини в середине сентября – якобы она неправильно носила хиджаб. После этого в стране начались массовые протесты. Однако потом иранские СМИ сообщили, что никто “полицию нравов” не упразднял. Так ликвидировали ее в итоге или нет? И приведет ли это решение, если оно все же принято, к смягчению противостояния между обществом и властью?
– На последний вопрос легче всего ответить. Даже если такое решение будет принято, уже поздно, разрядки не получится. Люди на улицах требуют смены режима, скандируют лозунги “Смерть диктатору!”, имея в виду 83-летнего Верховного лидера аятоллу Али Хаменеи, и “Смерть Исламской республике!”. С момента начала протестов, по данным правозащитных организаций, погибли уже не менее 450–500 человек, несколько протестующих были казнены (не только Мохсен Шекари). В свою очередь, участники выступлений уничтожили свыше 50 силовиков иранского режима. Похоже, точка невозврата пройдена, пролилось уже слишком много крови.
Что касается того, упразднена ли “полиция нравов”, то с этим есть проблема. Сначала чиновники режима сказали, что да, потом СМИ дезавуировали их заявление. Такие противоречия указывают на хаос в иранском руководстве, которое не вполне понимает, что ему делать. К тому же многие женщины уже перестали носить хиджаб и появляются на улицах без него, установив явочным порядком свое право одеваться так, как они хотят. Это поставило режим в трудное положение. Допустить возможность нарушения закона – значит показать свою слабость. С другой стороны, если атаковать толпы женщин на улицах всех городов страны, это вызвало бы новую, еще более яростную волну недовольства.
– Почему тема хиджабов оказалась настолько важной?
– Вопрос о хиджабе действительно важен. Не только сам по себе, но и потому, что в этой точке сошлись и стали видимы все противоречия иранского общества, которые привели к бунтарским настроениям. Если хотите, это та капля, в которое отражается море. Одна знакомая женщина, хорошо знающая Иран, имени которой я не буду называть, сказала, что “если не будет хиджабов, то режим рухнет”. Возможно, это преувеличение. Но ситуация действительно острая.
Иран – теократия, своего рода государство-церковь
Исламская Республика Иран – это “велает-е факих”, государство верховного правоведа-богослова. Таким лидером сегодня является 83-летний великий аятолла Али Хаменеи. Фактически он и руководимая им религиозная администрация обладают абсолютной властью во всех областях жизни, от экономики до права и силовых структур. Иран – теократия, своего рода государство-церковь (что, кстати, считается ересью с точки зрения значительной части шиитов). В исламе, включая шиитский ислам, господствующий в Иране, нет института церкви. Но как раз иранское государство попыталось его создать. Например, на одной из недавних пятничных молитв в Тегеране тот самый аятолла Ахмад Хатами, одно из высших духовных лиц в стране, член Совета экспертов, сказал: “Если вали-е факих (то есть Хаменеи, “защитник-богослов”, Высший руководитель, по-другому “рахбар”) выносит решение, а кто-то его не принимает, это умаляет Божье решение”.
Вообще-то в шиитском исламе вовсе нет однозначного требования ношения хиджаба, но раз Верховный лидер так решил, значит, как говорят его сторонники, необходимо его требование соблюдать. Отказ от ношения хиджаба – не просто нарушение закона. Это неподчинение лидеру, а в конечном счете самому Богу (по мнению режима). Получается – чуть ли не покушение на сами основы мироздания. И это ставит под вопрос культурную гегемонию, а вместе с ней и социально-политическое господство Верховного лидера.
– В Иране ведь, кроме темы хиджабов, существует множество острейших проблем, связанных с экономикой, социальной сферой. Насколько они влияют на протесты?
– Состояние иранской экономики имеет ключевое значение, и это часто недооценивают. В Иране большинство населения находится на черте или за чертой бедности. Инфляция только по официальным данным достигает 50 процентов, но сомнительно, что цифра точна. По крайней мере, цены на продукты уже, возможно, выросли за пару лет не менее чем в три раза. Значительная часть молодежи, особенно люди с высшим образованием, сидит без работы. Безусловно, все это является факторами, которые усиливают протесты. Некоторые сторонники режима говорят о том, что они хотят стать похожими на КНР, где диктатура сочетается с экономическим ростом и поэтому общество обычно не протестует. Но в Иране диктатура сочетается с растущей бедностью, и у режима не получается копировать китайскую модель.
Особенностью Ирана является и то, что верховный лидер отдал страну в попечение силовикам из Корпуса стражей исламской революции (КСИР). Это отдельная иранская армия, куда набирают наиболее религиозных солдат и офицеров. Но КСИР также выполняет и другие функции, обеспечивая стабильность и защищая режим Верховного лидера. Кроме того, эти силовики получили на откуп иранскую экономику. Доля КСИР в ВВП страны даже по консервативным оценкам составляет 25 процентов, в то время как иранская оппозиция говорит о 70 процентах. Члены корпуса заняли все ключевые посты в большинстве ведомств и государственных компаний. Многие компании были приватизированы – и оказались в руках родственников и друзей чиновников КСИР, превратившись в кормушку, где происходит разворовывание государственных средств, субсидий и кредитов. Экономическая эффективность таких предприятий часто очень сомнительна. Тысячи чиновников обогащаются и набивают себе карманы за счет государства. Но что значит – за счет государства? Это значит, что они получают деньги из карманов налогоплательщиков и за счет торговли природными богатствами страны, то есть за счет всех остальных иранцев.
Поэтому большинство иранцев недовольны правящим классом и его действиями – и студенты, и рабочие, и квалифицированные специалисты, и безработные, и мелкий бизнес. Иранский правящий класс оказался в вакууме, его легитимность стремится к нулю. Около 84 процентов иранцев считают, что протесты могут изменить положение дел в стране. В то же время правящие круги не хотят отдавать свою кормушку никому и готовы ради этого убивать. И есть, конечно, еще некоторая часть верноподданного населения, которая имеет стабильные рабочие места, получает пособия и поэтому сотрудничает с режимом.
Коррупция в Иране уже принимает фантастические размеры. Например, недавно представители Energy Intelligence Group (компания, предоставляющая услуги по аналитике состояния нефтяной промышленности) задали вопрос иранским чиновникам: “сколько нефти экспортирует Иран?” Чиновники назвали такую цифру по экспорту сырой нефти: от 600 тысяч до 900 тысяч баррелей в день, плюс конденсат в объеме до 200 тысяч баррелей в день. Однако, как они уточнили, они не уверены в этих цифрах, поскольку продажами нефти сейчас занимается могущественный КСИР. С учетом того, что экспорт нефти является важнейшим источником валюты для режима, можно себе представить, как наживаются люди из КСИР, которые просто держат в секрете точные данные по экспорту нефти. Прибавим сюда санкции, которые лишили Иран большей части нефтяных доходов – притом что нефть давала в прошлом около 90 процентов доходов от экспорта. Кроме того, санкции нанесли ущерб и другим секторам экономики.
Иранская система сочетает коррупцию, непотизм и тему “духовных скреп”
Иранская система сочетает коррупцию, непотизм и тему “духовных скреп”. И это снова возвращает к вопросу о хиджабах. Многие сыновья и дочери высокопоставленных иранских чиновников и бизнесменов живут за пределами Ирана. Они наслаждаются жизнью, покупают виллы и дорогие автомобили, фотографируются в полуголом виде на фоне своих личных бассейнов или на вечерниках, выкладывают фотки в инстаграм. В это время их отцы учат остальных иранцев благочестию и приказывают полицейским наказывать женщин за то, что те неправильно одеваются. Такое лицемерие раздражает иранцев до безумия.
– В Иране к участникам протестов иногда присоединяются рабочие, которые бастуют в их поддержку. Однако это забастовочное движение невелико, несмотря на большие экономические трудности. С чем это связано?
– Во время антишахской революции 1978–1979 годов рабочее движение, наряду с движениями мелкого бизнеса, а также вместе с безработной и временно занятой беднотой, сыграло большую роль в свержении режима. Важным событием стала мощная всеобщая забастовка в ноябре 1978 года, в ходе которой квалифицированные рабочие нефтяной и сталелитейной промышленности остановили работу, а затем к ним присоединились и все остальные. Более того, многие рабочие не стали уходить с захваченных заводов, выбрали свои комитеты и пытались управлять этими предприятиями. Это было одной из причин падения шаха. Позднее иранское шиитское духовенство, опиравшееся на мелкий и средний бизнес (часто духовные лица сами были выходцами этого слоя) и на беднейшее и крайне консервативно настроенное население (в большинстве своем выходцев из деревни, поселившихся в городах), смогло захватить власть и подавить рабочее движение.
В последние годы режим в Иране активно проводит приватизацию. В результате рабочий класс все больше превращается во временно занятых с ухудшенными условиями труда. Часто на одном предприятии работают люди, нанятые разными компаниями. Они раздроблены, занимают рабочие места “на птичьих правах”, могут быть в любой момент уволены – и поэтому смертельно боятся потерять работу в условиях экономического кризиса. Это, вероятно, одна из причин, почему забастовки сегодня не столь масштабны, как в 1978–1979 годах. Однако остается непонятным, как без сильного забастовочного движения сместить режим.
– Вы упомянули консервативно настроенное население, которое некогда помогло иранскому духовенству прийти к власти. Насколько все же консервативна большая часть современного иранского общества?
– Это самое интересное и парадоксальное во всех событиях. И это снова возвращает нас к вопросу о хиджабах. На начальных этапах своего существования ведь исламская республика добилась определенных результатов. Экспортируя нефть в больших объемах, она направила часть средств на социальные программы. В то время уровень коррупции был существенно ниже, чем сегодня. В течение первых 20 лет существования режим в Тегеране сумел создать значительный социальный капитал, выведя из бедности классы с низкими доходами и урбанизировав значительную часть сельских районов страны. Городское население, которое в середине 1980-х годов составляло около половины, достигло 76 процентов в 2021 году. Ряд социально-экономических показателей, таких как продолжительность жизни, доступ к медицинским услугам, грамотность и высшее образование, обеспечили легитимность исламской республики.
Закон об обязательном ношении хиджаба был принят в Иране в 1983 году
Закон об обязательном ношении хиджаба был принят в Иране в 1983 году. В то время это тоже породило протесты, но у режима они не вызвали тревоги, поскольку большинство людей скорее одобряли принятое решение. Но иранское общество сильно изменилось с 1983 года, когда большинство женщин добровольно соблюдали закон о хиджабе. Просто в те времена многие женщины жили совсем иначе. В среднем они переживали 6–8 беременностей за жизнь, не искали работы вне дома и не были образованны. Парадокс в том, что политика исламских революционеров, направленная на защиту бедных слоев населения, обеспечила сельские и бедные городские районы электричеством, чистой водой, медицинскими услугами и доступом к образованию, что изменило жизнь многих. Это относится и к мужчинам, и в особенности к женщинам.
В итоге сегодня женщины в Иране имеют в среднем двух детей. Значительная их часть получает высшее образование. И для них просто невыносима мысль о том, что их могут арестовать и избить в “полиции нравов”. Представьте себе современную молодую женщину, которая точно так же, как вы, пользуется интернетом, социальными сетями, смотрит сериалы. Она училась в университете и к тому же мыкается без работы. И вот 83-летний старик, верховный лидер, и его соратники, которые часто относятся к поколению, пришедшему к власти после 1979 года, указывают ей, как одеваться. Для нее и таких, как она, Хаменеи – старый динозавр, переживший свое время. А с его точки зрения, она и ее друзья – “профаны”, не знакомые с мусульманским правом и не имеющие теологического образования да вдобавок представители очень молодого (на взгляд древних стариков) поколения – люди, которые вообще не имеют права решать вопросы такого уровня. Это несовместимые между собой поколения, и их конфликт неизбежен. Именно он сегодня разрывает Иран.
Для молодых Хаменеи – старый динозавр, переживший свое время
Есть современные исследования американских социологов, которые относятся к восстанию в Иране в ноябре 2019 года. Данные показали, что самыми бунтарскими были наиболее густонаселенные районы с хорошим уровнем социальных услуг. Они труднее всего переживали ухудшения в экономике, и их куда больше раздражала культурная политика режима. И наоборот, беднейшие регионы, где всегда были проблемы с коммунальными услугами и образованием, протестовали меньше.
Более 40 лет руководство исламской республики проводило научно-промышленную модернизацию страны, строило университеты, в которых сегодня учится около 6 миллионов человек (это очень много для страны с населением почти в 85 миллионов), дороги, порты, школы, заводы и больницы. Иран стал одной из самых образованных стран Большого Ближнего Востока. Конечно, его руководство делало все это не столько ради абстрактного блага, сколько потому, что оно пыталось превратить Иран в современную страну, с сильными промышленностью, наукой и армией, без чего национальная независимость невозможна. Кроме того, руководство боялось повторения революции 1979 года, только уже направленной против духовенства, поэтому оно развивало социальные программы, оказывало помощь населению. И наконец, оно было менее коррумпировано, чем сегодня, – десятилетия пребывания у власти совершенно разложили иранскую верхушку. Параллельно режим пытался внушать стране “традиционные” (в его понимании) религиозные ценности. Он хотел построить монолитную шиитскую фарсиязычную нацию, консервативную, целиком подчиненную Верховному лидеру. И потерпел на этом пути крах.
– Еще одна важная составляющая иранских протестов – участие национальных меньшинств. Насколько оно велико в настоящее время?
– Национальные меньшинства, включая курдов, азербайджанцев, белуджей и других, недовольны дискриминацией. Она связана с тем, что во многих провинциях часто отсутствуют школы, где преподавание велось бы на национальных языках, и в целом местная автономия. Кроме того, правительство выводит средства из этих регионов, направляя их в Тегеран, провинцию Фарс и некоторые другие области. В итоге этнические регионы, в которых живет около половины иранцев, страдают от бедности. И наконец, в Иранском Курдистане и Систан-и-Белуджистане большинство населения – мусульмане-сунниты, тогда как правительство Ирана сделало ставку на шиитское направление ислама и говорит от его имени.
И тут можно обнаружить еще один провал режима. Его попытка построить монолитную иранскую шиитскую нацию, говорящую на языке фарси, провалилась. Нация оказалась не только шиитской и немонолитной. Многие люди не забыли о своих этнических корнях. Когда в этих регионах вспыхнули протесты, власти подавляли их более жестоко, чем в Тегеране. По некоторым данным, половина убитых в последние месяцы – курды и белуджи. Кстати, Махса Амини была курдянкой. Один из самых частых лозунгов нынешних протестов – “Женщина, жизнь, свобода!”. Но ведь это, кстати, – и один из лозунгов РПК (Рабочей партии Курдистана), запрещенной в соседней Турции. Он принадлежит ее лидеру Абдулле Оджалану. А вот многие белуджи – консервативные мусульмане-сунниты. Здесь женщины ходят на протесты в хиджабах, более того, часто мужчины и женщины даже ходят отдельно друг от друга на демонстрации! Вот такое любопытное явление на фоне антихиджабных бунтов.
– Так каковы же сейчас перспективы протестного движения?
– В Иране сложилась патовая ситуация. Протестующие не могут пока свергнуть режим, а он не в силах подавить бунты. Но даже если официальный Тегеран сумеет это сделать, он, скорее всего, не сможет в ближайшие годы решить экономические проблемы, интегрировать нацменьшинства и решить проблему поколений. Степень ненависти многих иранцев к системе такова, что на улицах толпы публично праздновали поражение иранской футбольной сборной! Я просто не знаю другого такого примера в мире. Есть большая часть иранцев, которая буквально воспринимает власть Верховного лидера как оккупационный режим.
В Иране сложилась патовая ситуация. Протестующие не могут пока свергнуть режим, а он не в силах подавить бунты
Но, с другой стороны, власть аятолл опирается на тщательно подобранных ополченцев-басиджей, которым она позволяет делать карьеру, платит неплохие деньги и накачивает пропагандой. Ну а они занимаются убийствами протестующих. Басиджей в стране – десятки тысяч. Именно поэтому многие выражают сомнение в скором падении исламской республики. К тому же есть вооруженные соединения КСИР, и есть обычная армия, в которой служат сотни тысяч военных. Правительство пока войска не использовало. Сложно предсказать, как военные себя поведут в будущем. Некоторые надеются на то, что они когда-нибудь примкнут к протестам. Но пока ясности с этим нет никакой. Несколько лет назад я предсказывал, что режим может вступить в фазу нестабильности, когда его будет все время трясти, как Сирию с 2011 года. И в конце концов это может закончиться распадом страны, как это и случилось с Сирией, и гигантским ростом масштабов кровопролития.
Проблемой протестующих стало то, что у них нет интегральных идей, способных объединить Иран. К тому же они пока оказались неспособны создать какую-либо протестную организацию. Люди на улицах в Иране знают, что им не нравится – хиджабы, коррупция, бедность, полицейское насилие – но не выдвигают никакой общей позитивной программы. Это пока спонтанные, плохо организованные выступления, скоординированные через интернет. В таких условиях этнические и региональные противоречия могут выступить на первый план.